Жан Ануй - Томас Бекет [=Бекет, или Честь Божья]
(Подходит к де Ласи, улыбаясь.) Ричард де Ласи, когда-то мы были приятелями; я помню, предобеденная проповедь вам всегда казалась слишком длинной. Я буду вам весьма признателен, если вы избавите меня сегодня от вашей. Вызов в суд полагается оглашать, но, насколько я знаю, это нагонит на нас обоих тоску. Я отвечу на королевский вызов.
Занавеси опускаются. Далекие звуки труб. Из-за занавесей появляется король. Разглядывает что-то сквозь щель в занавесе. Внезапно входит Джильберт Фолиот.
Король. Ну что там? Отсюда мне ничего не видно.
Джильберт Фолиот. Процедура будет соблюдена, ваше величество. Предъявлен третий по счету вызов. Бекет не явился. Сейчас он будет осужден за отказ явиться в суд. Установив должностное преступление, старший среди нас, епископ Чистерский, сам отправится к нему, чтобы объявить, согласно древней хартии английской церкви, что отныне наше духовенство не признает его, считает себя свободным от повиновения ему и обращается к суду святейшего папы. Далее я, епископ Лондонский, лично от своего имени выступаю против Бекета, назвав его при этом «бывшим архиепископом примасом», другими словами, в первый раз лишу его титула и публично обвиню в том, что он по наущению дьявола и дабы выказать свое неповиновение королю торжественно отслужил кощунственную мессу.
Король (тревожно). Не слишком ли все это грубо?
Джильберт Фолиот. Нет. Обмануть никого не обманешь, но зато действует безотказно. Мы не строим себе иллюзии относительно эффективности этого пункта, но после того, как официальное обвинение и наш отказ повиноваться ему развенчают его окончательно, ваше величество через посредство судьи, а еще лучше — лично, потребует в Суде от баронов и прелатов изгнать клятвопреступника. Все можно закончить сегодня же. Текст официального обвинения при вас, ваше величество? В нужный момент я вас предупрежу.
Король (вынимает из кармана пергамент). «Внимайте все здесь присутствующие нашему королевскому слову. Вы служите нам верой и правдой, и посему мы требуем от вас осуждения Бекета, бывшего архиепископа и нашего вассала, который, будучи вызван по всен форме, отказался нести ответ перед короной…». Я плохо читаю.
Джильберт Фолиот. Это безразлично. Никто не слушает такого рода обращения. Ассамблея приступит затем к голосованию в установленном порядке и вынесет приговор о заключении в тюрьму. Приговор уже составлен.
Король. Единогласно?
Джильберт Фолиот. Мы все здесь норманны. Остальное — в руках вашего величества. Предстоит только исполнить.
Король (внезапно им овладевает слабость). О мой Томас!
Джильберт Фолиот (холодно). Я могу еще остановить машину, ваше величество.
Король (колеблется, потом). Нет. Иди.
Джильберт Фолиот уходит. Король возвращается на прежнее место к занавесу. Обе королевы, проскользнув в зал, смотрят, стоя рядом с королем, через щель в занавесе.
Молодая королева. Он погиб?
Король (глухо). Да.
Молодая королева. Наконец-то!
Король (отрывается от занавеса, с ненавистью смотрит на нее, кричит). Я запрещаю вам радоваться!
Молодая королева. При виде гибели вашего врага?!
Король (задыхаясь от бешенства). Бекет мой враг, но даже — ублюдок, голый, в чем мать родила — он в тысячу раз дороже вас, мадам, с вашей короной и со всеми вашими драгоценностями и с вашим августейшим отцом в придачу!.. Бекет напал на меня, он продал меня. Я обязан бороться против него и раздавить его, но он щедро делился со мной всем, и только ему я обязан тем, что есть во мне хорошего. А что дали вы мне; только вашу мелочность да посредственность, вечную заботу о своей незначительной персоне и разговоры о ваших прерогативах! Вот почему я запрещаю вам улыбаться, когда он умирает.
Молодая королева (задета). Я отдала вам свою молодость, и я мать ваших детей…
Король (кричит). Я не люблю своих детей! Что касается вашей молодости, этого цветка, засохшего между страницами молитвенника, когда вам было всего двенадцать лет, этой лишенной аромата, бесцветной молодости, — оставьте! Стоит ли о ней жалеть? Быть может, к старости лицемерие и злоба придадут вам хоть какое-то своеобразие. Ваше чрево было пустыней, мадам, по которой я, в силу супружеского долга, был обречен блуждать в одиночестве. Но никогда вы не были мне настоящей женой! А Бекет был моим другом, полным сил, великодушия, живой крови! (Захлебывается от рыданий и кричит.) О мой Томас!
Королева-мать (подойдя к нему, высокомерно). А я, сын мой, я тоже вам ничего не дала?
Король (окидывая ее взглядом с ног до головы, сухо). Жизнь. Да. Благодарю вас, мадам. Но потом я видел вас только мельком, одетую для бала, или в короне, или в горностаевой мантии, за десять минут до какой-нибудь церемонии, когда мне полагалось находиться при вас. Я всегда был одинок, ни одна душа на свете не любила меня, кроме Бекета!
Королева-мать (злобно кричит). Ах, так! Призовите же его назад! Отпустите ему грехи, раз он вас любит, верните ему всю власть! Чем же вы сейчас занимаетесь?
Король. Я вновь учусь быть одиноким, мадам, я уже привык.
Входит запыхавшийся паж.
Ну, что там?
Паж. Ваше величество, Томас Бекет появился, когда его уже перестали ждать, больной, бледный, в полном облачении, с тяжелым серебряным крестом в руках. Он прошел через зал, и никто не посмел его остановить, а когда Роберт граф Лейстерский начал читать приговор, Бекет остановил его жестом, именем бога запретив обвинять его, Бекета, своего духовного наставника, — ссылаясь в свою защиту на святейшего папу! Потом он прошел через расступившуюся перед ним, онемевшую от удивления толпу. И направился к выходу.
Король (не мог сдержать радостной улыбки). Хорошо сыграно, Томас, ты выиграл очко! (Потом берет себя в руки; сконфужен.) А мои бароны?
Паж. Положив руку на эфес шпаги, они кричали: «Изменник! Клятвопреступник! Арестуйте его! Ничтожество! Слушай свой приговор!» Но никто не посмел тронуться с места, никто не решился коснуться его святого облачения!
Король (буквально рычит). Идиоты! Я окружен идиотами, а единственный умный человек в моем королевстве — против меня!
Паж. На пороге он остановился, холодно посмотрел на них — беснующихся, орущих, бессильных — и сказал, что еще недавно он ответил бы им с оружием в руках, что сейчас он не имеет возможности сделать этого, но пусть они не забывают о том времени.
Король (ликуя). Он всегда всех побеждал. Всех! Любым оружием — палицей, копьем, шпагой. На турнирах они валились, как карточные валеты.
Паж. Его взгляд был так холоден и насмешлив, что они замолчали, хотя у него в руках был только архиепископский жезл. Тогда он повернулся и ушел. Говорят, что он пригласил к себе сегодня на ужин всех городских нищих.
Король. (потемнев). А епископ Лондонский, который собирался стереть его в порошок? Мой деятельный друг Джильберт Фолиот?
Паж. Епископ в бешенстве старался восстановить толпу против Бекета, он выкрикивал ужасные оскорбления, но ничего не помогало! В конце концов, он лишился сознания. Сейчас его приводят в чувство.
Король (на него внезапно нападает веселый, неудержимый смех. Под оскорбленными взглядами королев он падает на руки пажа и, не в силах сдержать смех, хохочет и хохочет). Нет, это слишком смешно! Слишком смешно!
Королева-мать (холодно бросает, уходя). Завтра вы будете меньше смеяться, сын мой. Если вы не примете срочных мер, Бекет переправится на тот берег сегодня же ночью, попросит убежища у короля Франции, а уж оттуда будет безнаказанно издеваться над вами.
Оставшись один, король перестает смеяться. Внезапно выбегает из зала.
Освещение меняется. Поднимается занавес. Мы в покоях у Людовика VII, короля Франции. Он сидит очень прямо на троне посередине зала. Это толстый человек с хитрым взглядом.
Людовик (своим баронам). Мессиры, мы во Франции, и, как поется в песне, «плевать нам на английского короля».
Первый барон. Ваше величество не может не принять его чрезвычайных послов.
Людовик. Я принимаю всех послов, и простых и чрезвычайных. Приму и этих. Это мое ремесло.
![Василий Головачев - Ультиматум [сборник]](/uploads/posts/books/103752/103752.jpg)